Неточные совпадения
— Посмотрим, к какому разряду млекопитающих принадлежит сия особа, — говорил на следующий день Аркадию Базаров,
поднимаясь вместе с ним по лестнице гостиницы, в которой остановилась Одинцова. — Чувствует мой
нос, что тут что-то неладно.
Через несколько минут он растянулся на диване и замолчал; одеяло на груди его волнообразно
поднималось и опускалось, как земля за окном. Окно то срезало верхушки деревьев, то резало деревья под корень; взмахивая ветвями, они бежали прочь. Самгин смотрел на крупный, вздернутый
нос, на обнаженные зубы Стратонова и представлял его в деревне Тарасовке, пред толпой мужиков. Не поздоровилось бы печнику при встрече с таким барином…
Он человек среднего роста, грузный, двигается осторожно и почти каждое движение сопровождает покрякиванием. У него, должно быть, нездоровое сердце, под добрыми серого цвета глазами набухли мешки. На лысом его черепе, над ушами,
поднимаются, как рога, седые клочья, остатки пышных волос; бороду он бреет; из-под мягкого
носа его уныло свисают толстые, казацкие усы, под губою — остренький хвостик эспаньолки. К Алексею и Татьяне он относится с нескрываемой, грустной нежностью.
Сидели в большой полутемной комнате, против ее трех окон возвышалась серая стена, тоже изрезанная окнами. По грязным стеклам, по балконам и железной лестнице, которая изломанной линией
поднималась на крышу, ясно было, что это окна кухонь. В одном углу комнаты рояль, над ним черная картина с двумя желтыми пятнами, одно изображало щеку и солидный, толстый
нос, другое — открытую ладонь. Другой угол занят был тяжелым, черным буфетом с инкрустацией перламутром, буфет похож на соединение пяти гробов.
Издали она дразнила наше любопытство: корма и
нос несоответственно высоко
поднимались над водой.
Эта тетка, знаешь, сама самовластная, это ведь родная сестра московской той генеральши, она поднимала еще больше той
нос, да муж был уличен в казнокрадстве, лишился всего, и имения, и всего, и гордая супруга вдруг понизила тон, да с тех пор и не
поднялась.
Наружность самого гна Зверкова мало располагала в его пользу: из широкого, почти четвероугольного лица лукаво выглядывали мышиные глазки, торчал
нос, большой и острый, с открытыми ноздрями; стриженые седые волосы
поднимались щетиной над морщинистым лбом, тонкие губы беспрестанно шевелились и приторно улыбались.
Он пихнул его ногой. Бедняк
поднялся тихо, сронил хлеб долой с
носа и пошел, словно на цыпочках, в переднюю, глубоко оскорбленный. И действительно: чужой человек в первый раз приехал, а с ним вот как поступают.
Они с криком
поднялись у ней из-под самого
носа.
Когда же есаул поднял иконы, вдруг все лицо его переменилось:
нос вырос и наклонился на сторону, вместо карих, запрыгали зеленые очи, губы засинели, подбородок задрожал и заострился, как копье, изо рта выбежал клык, из-за головы
поднялся горб, и стал козак — старик.
Девушки посмотрели на мать и все разом
поднялись. Харитон Артемьич понял свою оплошку и только засопел
носом, как давешний иноходец. К довершению скандала, он через пять минут заснул.
Когда пароход остановился против красивого города, среди реки, тесно загроможденной судами, ощетинившейся сотнями острых мачт, к борту его подплыла большая лодка со множеством людей, подцепилась багром к спущенному трапу, и один за другим люди из лодки стали
подниматься на палубу. Впереди всех быстро шел небольшой сухонький старичок, в черном длинном одеянии, с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим
носом и зелеными глазками.
Дед, упираясь руками в стол, медленно
поднялся на ноги, лицо его сморщилось, сошлось к
носу, стало жутко похоже на топор.
Я весь отдался влиянию окружающей меня обстановки и шел по лесу наугад. Один раз я чуть было не наступил на ядовитую змею. Она проползла около самых моих ног и проворно спряталась под большим пнем. Немного дальше я увидел на осокоре черную ворону. Она чистила
нос о ветку и часто каркала, поглядывая вниз на землю. Испуганная моим приближением, ворона полетела в глубь леса, и следом за ней с земли
поднялись еще две вороны.
Довольный произведенным впечатлением, Самоварник
поднялся на ноги и размахивал своим халатом под самым
носом у Никитича, точно петух. Казачок Тишка смотрел своими большими глазами то на дядю, то на развоевавшегося Самоварника и, затаив дыхание, ждал, что скажет дядя.
Иногда, притаившись за дверью, я с тяжелым чувством зависти и ревности слушал возню, которая
поднималась в девичьей, и мне приходило в голову: каково бы было мое положение, ежели бы я пришел на верх и, так же как Володя, захотел бы поцеловать Машу? что бы я сказал с своим широким
носом и торчавшими вихрами, когда бы она спросила у меня, чего мне нужно?
Дормез остановился перед церковью, и к нему торопливо подбежал молодцеватый становой с несколькими казаками, в пылу усердия делая под козырек. С заднего сиденья нерешительно
поднялся полный, среднего роста молодой человек, в пестром шотландском костюме. На вид ему было лет тридцать; большие серые глаза, с полузакрытыми веками, смотрели усталым, неподвижным взглядом. Его правильное лицо с орлиным
носом и белокурыми кудрявыми волосами много теряло от какой-то обрюзгшей полноты.
Хлебников делал усилия
подняться, но лишь беспомощно дрыгал ногами и раскачивался из стороны в сторону. На секунду он обернул в сторону и вниз свое серое маленькое лицо, на котором жалко и нелепо торчал вздернутый кверху грязный
нос. И вдруг, оторвавшись от перекладины, упал мешком на землю.
Артист поднял смычок и — все мгновенно смолкло. Заколебавшаяся толпа слилась опять в одно неподвижное тело. Потекли другие звуки, величавые, торжественные; от этих звуков спина слушателя выпрямлялась, голова
поднималась,
нос вздергивался выше: они пробуждали в сердце гордость, рождали мечты о славе. Оркестр начал глухо вторить, как будто отдаленный гул толпы, как народная молва…
Она
поднималась, вырастала над столом, почти касаясь самовара высокою грудью, и пела, немножко в
нос...
Её брови
поднялись, рот полуоткрылся, и крылья
носа вздрагивали, точно Палага собиралась заплакать, — от неё веяло печалью.
У стены, заросшей виноградом, на камнях, как на жертвеннике, стоял ящик, а из него
поднималась эта голова, и, четко выступая на фоне зелени, притягивало к себе взгляд прохожего желтое, покрытое морщинами, скуластое лицо, таращились, вылезая из орбит и надолго вклеиваясь в память всякого, кто их видел, тупые глаза, вздрагивал широкий, приплюснутый
нос, двигались непомерно развитые скулы и челюсти, шевелились дряблые губы, открывая два ряда хищных зубов, и, как бы живя своей отдельной жизнью, торчали большие, чуткие, звериные уши — эту страшную маску прикрывала шапка черных волос, завитых в мелкие кольца, точно волосы негра.
После утренней прогулки к стаду мы
поднялись по козьей тропке на скалу, к которой прилепилась, служа продолжением пещеры, наша сакля. Мой старик показал мне на север, где в пролетах между ледниками зеленели леса и далеко за ними маячила степь, своей дымкой сливаясь с горизонтом. Похлопал он меня по плечу; его строгие глаза развеселились, ястребиный
нос сморщился, и все лицо осветилось улыбкой...
Она наполнила мои уши, рот,
нос… Крепко вцепившись руками в верёвку, я
поднимался и опускался на воде, стукаясь головой о борт, и, вскинув чекмень на дно лодки, старался вспрыгнуть на него сам. Одно из десятка моих усилий удалось, я оседлал лодку и тотчас же увидел Шакро, который кувыркался в воде, уцепившись обеими руками за ту же верёвку, которую я только что выпустил. Она, оказалось, обходила всю лодку кругом, продетая в железные кольца бортов.
Мне нередко случалось терять мои звероловные снаряды, потому что часто с вечера бывает тихо и поставушки поставишь, а к утру
подымется такая метель, что и самому нельзя
носа показать.
Услышал милостивый Бог слезную молитву сиротскую, и не стало мужика на всем пространстве владений глупого помещика. Куда девался мужик — никто того не заметил, а только видели люди, как вдруг
поднялся мякинный вихрь и, словно туча черная, пронеслись в воздухе посконные мужицкие портки. Вышел помещик на балкон, потянул
носом и чует: чистый-пречистый во всех его владениях воздух сделался. Натурально, остался доволен. Думает: «Теперь-то я понежу свое тело белое, тело белое, рыхлое, рассыпчатое!»
— Спокойной ночи! — сказал он,
поднимаясь и зевая. — Хотел было я рассказать вам нечто романическое, меня касающееся, но ведь вы — география! Начнешь вам о любви, а вы сейчас: «В каком году была битва при Калке?» Ну вас к черту с вашими битвами и с Чукотскими
носами!
Отец лежал спокойно, сложив руки на груди, коротко и отрывисто вздыхая, в чёрные пальцы ему тоже сунули зажжённую свечу, она торчала криво,
поднималась, опускалась, точно вырываясь из рук, воск с неё капал на открытую грудь, трепет огня отражался в блестящем конце
носа старика и в широко открытых, уснувших глазах.
— Ну, ладно, после прочтем на досуге, — проворчал себе под
нос студент и, сунув письмо в боковой карман расстегнутого сюртука, повесил пальто и быстрыми шагами
поднялся наверх, по лестнице. Как раз на верхней площадке,
нос к
носу, столкнулась с ним единая от полицейско-университетских властей.
Поднялся какой-то высокий господин с широкими волосистыми ноздрями, горбатым
носом и от природы прищуренными глазами. Он погладил себя по голове и провозгласил...
На
носу «поддавало» сильней, и он вздрагивал с легким скрипом,
поднимаясь из волны. Свежий ветер резал лицо своим ледяным дыханием и продувал насквозь. Молодой моряк ежился от холода, но стоически стоял на своем добровольно мученическом посту, напрягая свое зрение…
Больной, припав усталой головой к глянцевитому ковшу и макая редкие отвисшие усы в темной воде, слабо и жадно пил. Спутанная борода его была нечиста, впалые, тусклые глаза с трудом
поднялись на лицо парня. Отстав от воды, он хотел поднять руку, чтобы отереть мокрые губы, но не мог и отерся о рукав армяка. Молча и тяжело дыша
носом, он смотрел прямо в глаза парню, сбираясь с силами.
Перед
носом горничной качалась привешенная к сетке барынина шляпка, на коленях ее лежал щенок, ноги ее
поднимались от шкатулок, стоявших на полу, и чуть слышно подбарабанивали по ним под звук тряски рессор и побрякиванья стекол.
— Хи-хи-хи! Эвона командирша-то! — засмеялась Васса. — Небось
нос тебе не откусит тетя Леля. Ишь ты, сама не идет и Дуню не пущает! Куды, как ладно! Дунюшка, — смягчая до нежности свой резкий голос, обратилась к девочке Васса, — пойдешь с нами, я тебе сахарцу дам? — и она заискивающе глянула в глаза Дуне. Голубые глазки не то испуганно, не то недоверчиво
поднялись на Вассу.
Опять
нос лодки
поднялся кверху, потом
поднялась корма.
Через полчаса ветер слегка пахнул в лицо,
нос лодки начал хлюпать по воде, и тотчас по сторонам стали
подниматься волны.
Потом где-то очень глубоко в нем засветилась улыбка, озарила свисший
нос,
поднялась к глазам и вспыхнула в них двумя острыми огоньками, не лишенными блудливого ехидства.
Оба, он и солдат, тихо пробираются к
носу, потом становятся у борта и молча глядят то вверх, то вниз. Наверху глубокое небо, ясные звезды, покой и тишина — точь-в-точь как дома в деревне, внизу же — темнота и беспорядок. Неизвестно для чего, шумят высокие волны. На какую волну ни посмотришь, всякая старается
подняться выше всех, и давит, и гонит другую; на нее с шумом, отсвечивая своей белой гривой, налетает третья, такая же свирепая и безобразная.
Мисс Мабель помогла
подняться Виктору. Не без труда остановила кровь, фонтаном бившую из
носа, и просила детей объяснить ей, каким образом случилось все это.
Из-под скребка
поднималось облако мелкой бумажной пыли, пыль щекотала
нос и горло.
Волоса у нее
поднимались из-за гребенки и бархатной ленточки и стояли, как сияние,
нос был вздернутый, глаза хитрые.
Новоселов очень любил подглядывать, ко был маленького роста и мог глядеть в оконце, только
поднявшись на цыпочки и задравши
нос.
Старик что-то вспомнил. Он быстро
поднялся на колени и, пожимаясь, как от холода, нервно засовывая руки в рукава, залепетал в
нос, бабьей скороговоркой...
А секретарь жужжит, жужжит, жужжит… В глазах защитника начинает всё сливаться и прыгать. Судьи и присяжные уходят в самих себя, публика рябит, потолок то опускается, то
поднимается… Мысли тоже прыгают и наконец обрываются… Надя, теща, длинный
нос судебного пристава, подсудимый, Глаша — всё это прыгает, вертится и уходит далеко, далеко, далеко…
Она сидела на столе, положив нога на ногу, и рассказывала. По плечам две толстых русых косы, круглое озорное лицо, чуть вздернутый
нос. Брови очень черные то
поднимались вверх, то низко набегали на глаза; от этого лицо то как будто яснело, то темнело.
Я взял за ремень и стал по шее гладить — искать косточку, где надевать. А Якуб, вообразите, вдруг оба глаза себе к
носу свел! Как это он мог!.. И, кроме того, темя у него на голове, представьте, вдруг все вверх
поднимается… Такая гадость, что я весь задрожал и петлю бросил. Флориан опять мне дал затрещину пребольно… Тогда я надел петлю.
— Глупцы! Чего вы смеетесь? Над собой смеетесь! — восклицает,
поднимаясь, обиженный Туберозов, и вдруг у него мелькнуло в голове, что он совсем не Туберозов, а какой-то актер; что он прыгает в Бобчинского фрачке и что у него сверху
носа небольшая нашлепка.
— А вот что…
Поднимаюсь я по лестнице"Славянского базара" — ко мне навстречу господин в бачках, щупленький, в бекеше, по-петербургски, в цилиндре,
нос острый, очки. Что-то знакомое… Как бы ты думал, кто?